Пеший отряд обогнул острый выступ стены и стал пересекать горловину ущелья-ловушки. Дунгорм не соврал: ущелье в самом деле выглядело славно. Казалось, будто там, подальше, открывается заманчивая долина, просторная и глубокая. Там было полно зелени, а с одной стороны вниз по скалам прыгал пенящийся ручей. Впереди, как сторожевая вежа, высилась полосатая скала.

– Спящая Змея! – с гордостью проговорила Хайгал. Она без труда узнавала родные места, которых не видела пятьдесят лет. Всё нынешнее утро Волкодав слушал её и уже понимал, что мог бы и не расспрашивать Дунгорма, перепроверяя старуху. Сейчас, однако, ему было не до того. Он оглядывался в сторону редколесья, косился на спящего Мыша, убаюканного его мерной походкой, и думал: если бы я был разбойником, я бы… я бы, может, даже прямо сейчас…

Парень-дозорный, ехавший по левую руку обоза, ближе к лесу, и стоявший в повозке Лихослав закричали одновременно. Все головы разом повернулись в ту сторону.

Из леса, из одетой осенним румяным золотом чащи прямо на них скакали всадники. Много. Чуть ли не сотня. И первое, что разглядел Волкодав, были белые берестяные личины, закрывавшие лица. Кое у кого, у тех, что выглядели побогаче, личины были кованые. В том числе у главаря. Главарь этот скакал на великолепном белом коне и размахивал мечом, держа его в левой руке.

Выскочив из леса, отряд нападавших сразу разделился на две неравные части. Та, что поменьше, устремилась за каменный мыс, желая сшибиться с приотставшими витязями. Другая помчалась на пеших. Видно было, как разлетались из-под копыт комки зелёного дёрна.

Много ли времени нужно вершникам, чтобы во весь опор пронестись чуть более полуверсты и обрушиться на пешую рать? Совсем немного. Но если в пешем войске никто не начинает бестолково метаться, если каждый шестник уверенно знает, что ему делать, – пешие за это время тоже могут успеть немало. Кнесинку и девчонок живо спрятали за повозку, раненых прикрыли запасными щитами. Лучшие стрелки повернулись навстречу налетающим всадникам и вскинули загодя снаряжённые луки. После боя над Кайеранскими топями их ничем уже было нельзя ни удивить, ни напугать. Да и сражаться предстояло не с неведомой ночной силой, а с самыми обычными людьми из плоти и крови. Да ещё под ярким солнцем, посреди красного дня. Есть же разница.

Суровые парни не тратили времени даром. Выдернули из расстёгнутых, спущенных на бедро тулов кто срезень, кто бронебойную – и пустили их лететь. Благо всадники с самого начала были досягаемы для опытного стрелка. Понятно, не все стрелы дружно попали в цель, но несколько лошадей покатилось по земле. И ещё нескольких разбойников вынесло из сёдел, словно дубинами. Волкодав за лук пока не хватался: успеется. Ратники, наученные своими старшинами, стреляли по команде, все вдруг. Толку от этого, может, было и не больше, но вот страху – намного. Сразу видно, что наскочил не на перепуганных обозников, готовых чуть что зайцами разбегаться по кустам, а на воинов неробкого десятка, привыкших давать отпор.

Жадоба?.. – думал Волкодав, держась подле кнесинки и поспевая смотреть сразу во все стороны. Неужели снова Жадоба? И тогда, у болот?.. А почему бы и нет?..

Под ногами захлюпала вода. Быстрый ручей выкатывался из ущелья, растекаясь по равнине семижды семью неглубокими струями. Множество рук немедля ухватилось за маронговые бортики повозки, помогая навострившему уши коню.

Между тем смертельная, без шуток, стрельба сделала свое дело. Разбойники задумались, придержали конский скок и отхлынули в сторону, не доводя дела до рукопашной. Галирадские ратники, держа щиты на руке, тяжело бежали вперёд. К полосатой скале, прочь из ловушки. Было ясно, что нападавшие стремились не столько сшибиться с ними вплотную, сколько пугнуть их и направить вбок, под стену, в слепое ущелье. Где, очень может быть, их уже поджидала засада. Десятка, скажем, три отборных стрелков с двойным запасом стрел. Вполне хватит.

Конные велиморцы во главе с Дунгормом постарались дать пешим время. Вот заметили, что разбойники отдышались, успокоили коней и разворачиваются для нового наскока, – и пустились наперерез.

Храбрые воины горды были бы лоб в лоб ударить врага и, намного уступая числом, все как есть полечь в неравном бою, отстаивая невесту своего господина. Но пока не было нужды приносить себя в жертву. Умница Дунгорм сумел сделать с разбойниками то, что сами они не сумели сделать с поезжанами: пугнул их, заставил шарахнуться в сторону. Ещё на десяток шагов придвинулась Спящая Змея. И ещё на десяток. Что там, впереди? Дозорные не успели за неё заглянуть.

Ну как есть Жадоба, поглядывая на смутившихся разбойников, сказал себе Волкодав. Таких резать привык, кому только ножичек покажи, и уже штаны полные. А на зубастого нарвавшись, сам тут же…

Они бежали к полосатой скале. Бежали, повесив на спину щиты, с мрачным упорством уходящих от неминуемой смерти. Слышалось только сиплое дыхание да топот нескольких десятков ног. Взмыленные парни в шлемах и тяжёлых кольчугах изредка злобно матерились сквозь зубы. Служаночки, подобрав подолы, таращили слепые от страха глаза. Если отряд прижмут к стене и обложат вплотную, мужчины могли хоть драться. А им что оставалось? Им и раненым, которых швыряло туда-сюда в повозке, подскакивавшей на кочках?..

Кнесинке было бы не под силу самой нести щит – и то хорошо, что хоть как-то выдерживала четверть пуда кольчуги. Вместо щита у неё были телохранители. Волкодав, конечно, мог бы посадить государыню в возок. Или вскинуть на спину белой Снежинки. Но, если он был прав и за кнесинкой шла охота, возком займутся в первую очередь. А уж белой всадницей – и подавно. Зато издали, да в сплочённой толпе, да за тесно сдвинутыми спинами, поди-ка её высмотри!

И вот Спящая Змея нависла над головами. Они бежали к ней, как когда-то к святилищу. С той только разницей, что в святилище их ждали друзья. А здесь? Что увидят они за скалой? Отряд кунса Винитара, подоспевший на выручку? Или засаду, которая насмерть зажалит их стрелами?

Они бежали, потому что ничего другого не оставалось.

Дозорные помчались вперёд, сунулись за скальную башню и почти сразу выскочили назад, размахивая руками. Значит, ничего подозрительного не заметили.

– Наддай шагу!.. – заорал Аптахар. – Живей, хромые, живей!..

Он видел: вершники изготовились к новому наскоку. Было заметно, что охотники не больно стремились вплотную сходиться с огрызающейся дичью, вовсе не желавшей безропотно становиться добычей. Однако и позволить себе упустить беглецов они не могли.

Велиморцы, готовые пожертвовать собой, вновь нацелились поперёк…

– Во имя Одноглазых и Одноногих! – выругался кто-то по-вельхски рядом с Волкодавом. – Что ж это!.. Вот так бежать!..

У молодых, горячих парней душа рвалась встать стеной и встретить недругов, как велела древняя честь.

– Языком не трепать!.. – прикрикнул Мал-Гона. – Заснули на ходу, косолапые?

Разбойники и во второй раз не захотели схватиться с велиморцами врукопашную. Наоборот, большая часть их неожиданно повернула коней и устремилась в глубь ущелья-ловушки. Галирадцы уже заворачивали за Спящую Змею, когда преследователи выскочили обратно на равнину. Почти у каждого за спиной сидел второй человек, и эти вновь подобранные держали в руках кто лук, кто самострел.

Волкодав всё поглядывал наверх, на каменные карнизы и на обросшие мелким кустарничком вершины скал. Нет на свете неодолимых утёсов. Человек залезет куда угодно, дай только время. Но то ли у разбойников времени не было, то ли не ожидали они, что преследуемые вздумают прорываться к Препоне… Волкодав так и не высмотрел затаившихся стрелков наверху.

Кони налётчиков, отягощённые двойной ношей, скакали медленно и тяжеловесно, но бегущих всё-таки обгоняли. Намерения Жадобы – а Волкодав всё крепче верил, что это был Жадоба, – сомнений не вызывали. Не дать уйти за Препону. Обложить. Преградить дорогу. И расстрелять на бегу.